Готовь Худай-Йолы

По каким законам живёт туркменское гостеприимство.

В Московском доме нацио­нальностей прошла фотовыставка «Туркменистан – земля отцов», посвящённая 140-летию Ашхабада. Выставка была организована НП «Российско-Туркменский дом» и «Московским обществом туркменской культуры».

Туркмения – одна из самых загадочных стран бывшего СССР. Какой она была раньше и какой стала сейчас? Рассказывает уроженец Ашхабада, автор выставки, журналист и фотохудожник ­Александр Туманов.

Одна большая семья

– Вы родились и выросли в Туркменской ССР. Какой она была – Туркмения вашего дет­ства?

– Быть может, кому-то это покажется смешным или немодным, но она была счастливой. Даже несмотря на последствия чудовищного Ашхабадского землетрясения 1948 г. Я родился как раз два с небольшим года спустя и помню, что долгое время город был в развалинах, строили его, по сути, заново. Люди тогда жили во времянках – собирали кирпичи, возводили глинобитные домики… Мои родители тоже какое-то время жили в похожей времянке. Но довольно скоро начали привозить сборные дома, которые до сих пор называют финскими – наподобие коттеджей, а потом и восьмиквартирные двухэтажные дома, тоже сборные. И вот моему деду дали такой финский домик, а вокруг расположился настоящий интернационал. Большая армянская семья, рядом с ними – ещё две армянские старушки с прозвищами Доход и Приход, слева от нас – времянка участ­кового Павленко, с другой стороны – министр связи Туркменской ССР Мяликнияз Ходжаниязов, с третьей стороны – главный архитектор Ашхабада Юрий Траутман… И на весь этот двор один туалет «типа сортир» и один водопроводный кран. Да плюс огромный котёл, в котором все по очереди – и жена министра, и жена участкового – кипятили бельё. Ну и ничего страшного, счастье ведь не измеряется бытовым комфортом. А мы были счастливы, жили фактически одной большой семьёй, как и все народы СССР. Никаких национальных проблем, никакой национальной спеси…

– Ашхабад обладал тогда каким-то особенным туркменским колоритом?

– Скорее, нет. Более того, почти все туркмены тогдашнего Ашхабада были из тех, кого посылали учиться, что называется, «в центр». Учились, возвращались и занимали руководящие посты разного ранга. Разумеется, они в значительной степени утратили связь с корневой национальной традицией. А вот в прилегающих к Ашхабаду аулах – Карадамак, Шор, Кёши – туркмены жили своим традиционным укладом. И в Ашхабаде они появлялись регулярно. Представьте – утром рано на ишачке едет, например, тётенька с бидонами. Она только что подоила корову и везёт продавать молоко в город – такая идиллическая картина пятидесятых… Но город с тех пор вырос, и многие аулы, где традиционный туркменский уклад сохранился, попали в его черту. Кстати, вот строят сейчас дома в 12, в 16 этажей – я не представляю себе, чтобы условный старик-туркмен выжил на такой высоте. Ему надо, чтобы рядом с домом был виноградник, чтобы барашки бегали, чтобы стоял тандыр…

Когда печёшь чурек, следует изгнать из сердца и из мыслей гнев, зависть и ревность. Фото: А. Туманов

Молодые туркмены, что хранили связь с традицией, появились в Ашхабаде в конце пятидесятых. Выходцы из районов приезжали учиться в столицу республики. Скажем, моя мама работала в художественном училище – половина народных художников Турк­менистана – её ученики. И для них устраивали ежегодные летние командировки, они ездили на практику в Третьяковку, Эрмитаж. Лучшие экскурсоводы, закрытые фонды… И европейская культура прекрасно уживалась с туркменским укладом. Кстати, среди этих ребят было очень много детдомовцев, в т. ч. и из эвакуированных. Моего знакомого, писателя Эдуарда Скляра, вывезли из блокадного Ленинграда в детский дом города Байрам-Али. И Эдик овладел там туркменским языком на таком уровне, что мог озадачить местных. Сидит, скажем, компания туркмен, а среди них – Эдик. Кушают плов, выпивают и спорят, кто первым русское слово произнесёт. Так вот – Эдик никогда не проигрывал! Эта система работала и в обратном направлении. Скажем, сам Сапармурат Ниязов, первый президент Туркменистана, Турк­менбаши, – тоже из детдомовских. Возможно, именно в силу этого ему удалось грамотно разобраться с национальными делами и пресечь распространение исламского радикализма. Я ведь знал его ещё тогда, когда он с моей тёщей в одном подъезде жил…

В добрый путь

– Вы говорите: «выпивали». Как же так? Вроде бы у мусульман отношение к алкоголю резко отрицательное…

– Ну, скажем так – к алкоголю тогда, да и потом, отношение было в общем терпимым. Те туркмены, с которыми я общался, по праздникам позволяли себе выпить. А вот местное вино считалось не особо престижным. Там, в силу жаркого климата, растёт очень сахаристый виноград, который годится только для креплёных вин. Вот они исключительно хороши и до сих пор. Но, поскольку стоили эти вина копейки, ими пренебрегали. И зря. Мой приятель как-то купил за границей бутылку настоящего «Порто» за бешеные деньги. Отпил и говорит: «Да ведь это же наш портвейн «Тер-баш», на вкус не отличить!»

Знаете, когда я работал в турк­менском отделении ТАСС, мы объехали множество колхозов. В каждом был гостевой домик, где нас ждало угощение, в том числе и коньяк. Но вот что замечу – хотя традиции гостеприимства соблюдались свято, уважение к труду, к своему и чужому, могло их всё-таки перевесить. Мы приезжаем, берём интервью, я снимаю, в процессе подходят к нам и говорят, мол, просим к столу. Отказаться – смертельно обидеть. Но если просишь подождать до конца работы – вопросов нет! Сначала труд, потом – гостеприимство. Это у туркмен в крови.

– А каковы традиции туркменского гостеприимства?

– Существует в Туркмении такое понятие – Худай-Йолы. Перевести можно как «В добрый путь». Построил ты, например, дом? Чтобы в нём жилось хорошо, надо устроить Худай-Йолы. Что-то вроде жертво­приношения и угощения. Повод, в общем-то, годится любой. Рождается ребёнок, сын сдаёт экзамен, покупается машина… Всё равно готовь Худай-Йолы. Причём туркмены в этом деле спокойно обходятся без бахвальства и показухи. Есть возможность зарезать на Худай-Йолы телёнка? Будет телёнок. Нет возможности? Режем курицу. Ворота открыты. Любой, кто идёт по улице, может зайти – его встретят, посадят, накормят. Чем больше зашедших – тем более добрым будет путь. Но если вдруг чужеземец попал на Худай-Йолы, надо помнить одно правило. Когда предложат помыть руки, ни в коем случае нельзя с них стряхивать воду – это считается оскорбительным. Просто вытри полотенцем – его подают тут же.

Надо сказать, что туркмены – очень лояльный народ. Свои традиции они соблюдают, но и наши общие совет­ские праздники там по-прежнему в чести. Отмечают Новруз, да. Но отмечают и Новый год, и День Победы. Я уверен, что так должно оставаться и впредь – всё-таки у нас была общая история, в которой было гораздо больше хорошего, чем плохого.