Затеявший сыграть квартет

Фото: @lesha_barats/Instagram, Facebook
Леонид Барац, Ростислав Хаит, Александр Демидов, Камиль Ларин – в следующем году «Квартету И» исполнится 30 лет

Леонид Барац: «Одессу можно любить не только за то, что ты в ней родился»

Актёр и сценарист ­Леонид Барац в интервью «Сто­ЛИЧНОСТИ» рассказывает, почему не остался в Америке, что делает одесситов особенными людьми и как брынза стала источником разногласий с ­Ростиславом ­Хаитом.

Заокеанские бабушки

– Мы с тобой общаемся в тот момент, когда ты находишься в Нью-Йорке. Что ты там делаешь, если не секрет?

– У меня тут живут две бабушки. Одной 96, другой 94.

– Как бабушки оказались в Америке?

– В конце 80-х – начале ­90-х всех уносило сюда четвёртой волной эмиграции. Люди не очень понимали, что будет происходить со страной после перестройки. Потому, как только появилась возможность, в Америку хлынул поток эмигрантов. Мне кажется, некоторые из них сильно потом пожалели. Может, они не очень и хотели менять жизнь. Но когда у тебя уезжают все родственники и друзья, вроде как и ты должен. Гипноз открытых границ. Моя семья приехала в США в 1993 г. Бабушки были уже в пожилом возрасте. Они так и не интегрировались в американское общество. Продолжают быть одесситками, живущими на Брайтоне и в Бруклине.

– Что значит «остались одесситками»? Не говорят по-английски?

– Одна бабушка чуть-чуть говорит, вторая принципиально не знает ни слова. Когда ещё были живы деды, мы с другом сидели на кухне в американском жилище папиных родителей, выпивали. И в какой-то момент стали спорить, есть ли на улице Ласточкина в Одессе (она идёт от Оперного театра вниз к морю) деревья? Тогда не было интернета и не было возможности проверить. Мы дошли до того, что нашли разделочную доску, на которой была фотография Оперного театра и части улицы Ласточкина. Всматриваясь в изображение, пытались понять, есть ли там деревья? Каждый в этом споре остался при своём. Это яркий пример того, как люди остаются одесситами.

Моя первая девушка, которая тоже живёт в США, до отъезда очень любила русскую поэзию, литературу. А теперь об этой литературе не хочет ничего слышать. Наверно, так она пытается заглушить боль от того, что оторвана от корней. Даже живя в русской общине, ты всё равно так или иначе остаёшься эмигрантом – человеком, оторванным от родины, от родной культуры. Это не пустые слова.

– Ты тоже какое-то время жил в Америке, если мне не изменяет память?

– Два месяца. Окунулся ненадолго в эту жизнь и вернулся обратно. Я никогда не хотел эмигрировать. Мне хорошо дома. Как говорил папа Ростислава Хаита, оставаться надо при малейшей возможности. Я остался и очень доволен. В 1988 г. поступил в ­ГИТИС, стал учиться. Мои родители тогда оформили «грин-карты» и американские паспорта, но тоже остались в Одессе, понимая, что я не поеду в Америку. Они бывают в Москве, я их часто навещаю.

Родители по-прежнему живут в Одессе.

– Двух месяцев хватило, чтобы разочароваться? Что не понравилось в американской жизни?

– Дело не этом. Я с удовольствием езжу в Америку в гости, люблю Нью-Йорк – Манхэттен, Бродвей, да и Брайтон иногда веселит. Но одно дело – в гости, а другое – жить. Мне комфортно внутри русского языка, культуры, менталитета. Язык, оторванный от территории, превращается в провинциальную, местечковую историю. Кем бы я был в Америке? Ведущим на свадьбах в ресторане «Распутин», журналистом на эмигрантском радио? Дело даже не в этом. В России ты корнями уходишь в землю, а в Америке земля другая.

Одесский юмор

– Я ни разу не был в Одессе. Это правда какой-то особенный город?

– Если ты ни разу не был в Одессе, я перестаю с тобой разговаривать (смеётся). Одесса – особенная, и не только потому, что я там родился и вырос. Этот город можно любить за невероятно красивый центр с изящной, разнообразной архитектурой и за то, что там море, максимальное количество солнечных дней в году. Одесса была порто-франко – свободной безвизовой территорией. Поэтому стала третьей Пальмирой Российской империи. Загорелые женские ножки, туристы. Сюда стекались люди – греки, евреи, даже испанцы. Осип Михайлович Дерибас был адмиралом испанского происхождения. Там такой интернациональный замес! Смешение этих кровей и всего остального даёт особую энергетику. Потому одесситы – остроумные, открытые и очень свободные. Разговаривают шутя.

Одесса моего детства – это когда ты можешь прогулять уроки в середине октября и пойти на море. Вода ещё тёплая, купаешься, загораешь. Потом покупаешь у бабульки на Ланжероне газетный кулёк с креветками или семечками. Идёшь с другом по солнечным красивым улицам, болтаешь о девчонках. Играешь в футбол, а после – снова в море.

Я продолжаю любить этот город, хотя сегодня он другой. Ощущения как в фильме Звягинцева «Елена» – в этом месте живут не дети и внуки людей, которых ты знал, а просто другие люди.

– Можешь привести пример одесского юмора?

– Наш дом был на улице Кирова, а напротив жил кавээнщик Олег Филимонов (позже ведущий «Джентльмен-шоу». – Ред.). Его сосед – старый еврей – жизненную парадигму выражал одной фразой (произносит, сильно картавя): «Когда я дружу, я дружу, но когда не дружу, я не дружу».

Моя мама всё время подбрасывает интересные фразы. Вот недавно был в гостях у родителей, за столом вдруг возникло лёгкое напряжение. «Зоя, тебя никто не обижает», – сказал папа. «Меня никто не обижает, я сама обижаюсь», – парировала мама.

Или бабушка Этя ­Шулимовна. В Америке как-то пожарила мне картошку, залила её яйцом, положила огромную порцию в тарелку. «Слишком много, бабуля», – сказал я. Отвечает: «Это немного. Это у меня просто очки увеличивают порцию».

Мама Зоя Израилевна с маленьким Лёней.

Испытание любовью

– Были ли в вашей семье еврейские традиции – кухня, походы в синагогу и т. д.?

– Я заметил, что главная еврейская традиция – это любовь. Но с этой любовью, опекой мне стало сложно в какой-то момент. Было ощущение, что меня все вокруг любят. Казалось, что, если я уеду в другой город, там будет то же самое. Но жизнь доказала, что это не так, и с этим нужно как-то жить.

Вообще, я узнал, что я ­еврей, классе в 7-м, когда меня в пионерском лагере обозвали «жидом». Тогда я понял, что это что-то нехорошее и надо обидчика «ставить на место». В итоге мы подрались. Он меня укусил за плечо.

Бабушка и дедушка, когда хотели что-то от меня скрыть, говорили на идише. Я, конечно, их не понимал. Мама чуть-чуть знает идиш. Папа не знает вообще. В синагогу мы не ходили. Дома всегда была интернациональная одесская кухня – еврейская, украинская, русская, греческая.

– Какие блюда?

– Налистники (блины с начинкой. – Ред.), куриные котлетки, мацовая бабка, печёночные слоёные торты. Фрикадельки с кисло-сладким соусом. Невероятно вкусная молодая варёная картошечка, которую пропитывали особым способом – накануне мариновали лук с сахаром, солью, уксусом и маслом. Масло было нерафинированное, горькое, на Привозе его называли «жлобским». А копчёная корейка, а подчеревок (сало с прослойками мяса. – Ред.)! По этой кухне ты можешь судить о «глубине» моего еврейства (смеётся). Но еда была не единственным «вложением» родителей в меня.

– Что за остальные «вложения»?

– «Вложения» во всех смыслах. Я окончил английскую спецшколу и музыкальную (10 лет с джазовым уклоном). У меня 1-й разряд по настольному теннису. Играл за футбольную заводскую команду «Шторм», а потом меня позвали в «Черноморец», где я провёл полгода, а потом уехал в Москву поступать в ГИТИС. Участвовал в ШТЭМе (школьном театре эстрадных миниатюр). Чем только не занимался!

– Со Славой Хаитом вы сразу друг друга вычислили и подружились?

– Нас поставили рядом на линейке в первом классе и велели взять друг друга за руки. С тех пор мы руки друг друга не отпускаем (смеётся). Да, сразу стало понятно, что нам интересно вместе, хоть и были расхождения: я увлекался хоккеем (вырезал из газет изображения игроков, клеил их в альбом), Слава футболистами интересовался. Но, как у Монтекки и Капулетти, есть у нас и непримиримые разногласия. Они касаются брынзы. Слава любит брынзу на овечьем молоке, более солёную и твёрдую. Я – на коровьем молоке, пресную и мягкую.

Досье

Леонид Барац.

Заслуженный артист РФ.

Родился в 1971 г. в Одессе. Один из создателей театра «Квартет И» (в числе самых известных работ – «День радио», «День выборов», «Быст­рее, чем кролики», «О чём говорят мужчины»). Трое детей: Елизавета (1994), Ева (2003) и Марк (2020).

Фото @lesha_barats/Instagram, Facebook