Опрос
Какие праздники, проводимые в Москве каждый год, вам нравятся больше всего?
Предыдущие опросы
  • Фестиваль «Времена и Эпохи», потому что каждый раз для масштабной исторической реконструкции выбираются разные эпохи из истории России32 голоса23%
  • Иысах (праздник Солнца), ведь только там можно увидеть обряды «кормления» огня и кумысопития8 голосов6%
  • Сабантуй, ведь татары и башкиры умеют веселиться от души21 голос15%
  • Фестиваль «Русское поле», где строят храм без единого гвоздя, звучит самый большой народный хор в мире, а посетители соревнуются в беге в мешках22 голоса16%
  • Люблю все столичные праздники, потому что они сплачивают людей и позволяют провести в парке день, полный развлечений и интересного общения57 голосов41%
Предыдущие опросы

Образование18 февраля 2020 19:18

В огне брода нет

Михаил Кизилов

Есть ли сейчас в жизни место подвигу.

Михаил Кизилов, историк, доктор философии и современной истории Оксфордского университета

Я рос в те времена, когда мальчишки хотели стать космонавтами, полярниками, лётчиками. Когда говорили о подвигах и мечтали сами их совершать. Сейчас, мне кажется, таких мечтателей среди молодёжи стало намного меньше. Но неправильно будет сказать, что их нет вообще. Думаю, что как раз таким мечтателем был Магомед Нурбагандов, сказавший: «Работайте, братья!» – или ребята из десантной роты, остановившие многотысячный отряд террористов Басаева.

Не только на войне

Само слово «подвиг» у нас ассоциируется с войной. Александр Матросов, панфиловцы или Зоя Космодемьянская – примеры подвига запредельной храбрости. Но загляните в «Повесть о Зое и Шуре», которую написала мать двух Героев Советского Союза Любовь Космодемьянская, и увидите, как выковывался характер девушки. Как она была строга к себе и окружающим и что слова «долг» и «Родина» для неё значили.

Великая Отечественная война была временем не только героев, о которых писали в газетах и которых награждали, часто по-смертно. Десятки тысяч людей совершали подвиги, о которых никто не упоминал. Представьте женщину, которая бежит к колонне военнопленных, чтобы сунуть кому-то в руки краюшку хлеба или пару картофелин. Она же не просто делится последним, она рискует жизнью и знает об этом. Сколько таких вот женщин оставались лежать убитыми после того, как проходили колонны? Нацисты очень часто расстреливали людей без суда и следствия, прямо на месте, даже за такой акт минимальной помощи пленным. Мне постоянно встречались в архивных документах упоминания о таких случаях.

Лакмусовая бумажка для любого человека – пограничные моменты, когда ситуация складывается так, что надо выбирать. В 2014 году особенным образом проявили себя керчане и севастопольцы. Там всегда детей растили так, чтобы они гордились местом, где они живут. Их герои в разное время ходили по этим же улицам, сбегали к морю по тем же склонам, видели те же холмы и бухты. Керченский мальчишка обязательно упомянет Аджимушкайские каменоломни, где подземный гарнизон противостоял фашистам. И вспомнит «Улицу младшего сына» Льва Кассиля и Макса Поляновского – про пятнадцатилетнего разведчика Володю Дубинина. Севастопольские школьники к истории прикасаются на бастионах, где больше полутора веков назад шла первая оборона города, зачитываются романами Владислава Крапивина об их родном городе. И «Севастопольские рассказы» Льва Толстого или «Севастопольскую страду» Сергеева-Цен­ского они читают, представляя каждый дом и каждую улицу, которая там упоминается.

Потухшие ценности?

Но почему же в глазах совсем юных людей порой тускнеют и блёкнут ценности, которые были значимыми для их родителей? Потому что они принимают другие: в мире важен только ты, твои желания, твои убеждения. Люби себя, ты хорош такой, какой есть, – пусть даже невежественный, недобрый, равнодушный. И уходят желание и возможность понимать других, сопереживать им, жертвовать чем-то ради них. Зато приходят одиночество и меркантилизм. В советское время как-то проще относились как к деньгам, так и к вещам, к каким-то благам цивилизации. Не спорю, каждому хочется уюта, комфорта, безопасности. Но всем этим жертвовали ради того, что считали главным. Моя бабушка подделала в метрике год рождения: было 16 лет, стало 18. Чтобы уйти на фронт. Мои прабабушка и прадед отдали всё своё ценное имущество в фонд обороны страны. Лишь за два года до смерти мой дед, Михаил Фомин, рассказал правду о засекреченной части своей послевоенной жизни. Так я узнал, что для него война закончилась не 9 мая и не 2 сентября, а в начале 

60-х: сразу после войны он в качестве секретного агента был заслан на несколько месяцев на Западную Украину бороться с бандеровским подпольем. Представьте себе – провести полгода вместе с этим отребьем! А после этого много лет выслеживал беглых нацистских преступников в ГДР. Он владел немецким и в совершенстве галицийским диалектом украинского, поэтому и был отобран на агентурную работу. Так что, когда перечитываю «Экспансию-1» и другие романы Юлиа­на Семёнова, я всегда вспоминаю дедушку – он даже внешне был похож на актёра Тихонова. И таких послевоенных героев было множество. А сейчас для некоторых россиян главная житейская трагедия – это падение курса рубля по отношению к доллару.

Мы каждый день читаем и видим в телесюжетах, как кто-то бросается в огонь, в воду, чтобы спасти чужую жизнь, пытается остановить преступника, – и это делают самые обычные люди. Но ведь бывает, что не спасают и гибнут сами. Может, не надо бросаться?

Мне очень нравится совет­ский фильм «В огне брода нет». Такое редко бывает, но после выхода фильма на экран по нему была написана книга Евгения Габриловича. Она – про девушку из санитарного поезда, которая свой подвиг совершала каждый день. И последний – когда погибает ради того, во что верит.

Мне кажется, про подвиг вообще можно сказать: в нём, как и в огне, нет брода. Нет мелкого места, по которому можно осторожно пройти вопреки своей совести и убеждениям.

Читайте также: Не убить в человеке доброту

Городоскоп
нет комментариевНаписать
    Написать свой комментарий

    © 1997–2024 ЗАО Газета "Столичность" - www.100lichnost.ru