Хранители веры. Можно ли научиться отстаивать свои идеалы?

«В наши времена верующих просто сажали. Поэтому отец сказал нам прямо: «Собираетесь священниками быть? Готовьтесь к тюрьме». Так начинается недавно вышедшая в свет в издательстве «Никея» книга «Хранители веры. О жизни Церкви в советское время» Ольги Гусаковой.

Можно ли научить - дома и в школе - ребёнка быть самим собой, всегда отвечать за свои поступки и, коли пришла нужда, быть готовым всё отдать за свои идеалы, рассказывает этот сборник. Как показывают недавние события в Южно-Сахалинске, где в день памяти мучеников и исповедников Церкви были расстреляны пытавшиеся защитить свою веру и родной храм монахиня и прихожанин, знание это  современному человеку, увы, нелишнее.
Так как же стать настоящим человеком? На этот вопрос своими судьбами ответили те, о ком пойдёт речь в нашем материале, - священники и простые советские люди, поставленные коммунистическим строем в ситуацию вечного выбора и постоянного отстаивания своих идеалов перед  другими и, что не менее сложно, перед самими собой.

«Тот» мир в заключении

Протоиерей Валериан Кречетов

Батюшка (протоиерей Михаил Кречетов) был репрессирован, и с 1927 по 1931 год он находился на Соловках. Ему ещё в тюрьме предсказывали, что он будет священником. Но сан он смог получить только в 49 лет, уже имея нас, троих детей. Когда он был в лагере, ему в видении открылся иной мир. Папа начинал рассказ так: «Был закат, я смотрел на море... И вот небо открылось и закрылось. Я увидел тот мир. Он был более реальный, чем наш». Так Господь подкреплял верующих, бывших в заключении. Самое удивительное, что почти через восемьдесят лет я участвовал в освящении престола именно в тех местах, где сидел мой отец. Он нам почти никогда не рассказывал о тюрьме. Ведь там было очень страшно. Я читал о Соловецком лагере уже сейчас, как там издевались над заключёнными, он же никогда нам ничего не говорил. Вероятно, чтобы нас заранее не устрашать. Как отец Иоанн (Крестьянкин) сказал: «Часто люди мучаются от ожидания того, что будет». То есть мучаешься только от ожидания событий. Поэтому папа нас не пугал. Ну и, может быть, ещё для того, чтобы у нас не было ненависти к власти. И у него её не было.

Бог и концлагерь

Феодора Кузовкова

Когда пошла в школу, мама на меня надела крестик и сказала: «Не снимай ни в коем случае». Пришли мы в класс, учительница нас рассадила и говорит: «Поднимите руки, у кого крестик есть». Я смотрю по сторонам - никто не поднял руки. Думаю: неужели все без крестов?

А в концлагере мы каждый день молились. Становились на коленочки - мама, бабушка, ещё семья из Могилёва (мама и две дочки) и три девушки из Минска. Помолимся, как мама скажет, а потом спать ложимся. А утром мама прочитает «Отче наш», мы покрестимся да бежим. Все уцелели: дети, и бабушка, и мама.

Вырастила 8 детей. А как подросли - стала при храме старостой. И вот как-то наш священник смотрю, сидит, руки вот так сложил, как неживой. Я подхожу к нему, а у него крест в руках. Я говорю: «Отец Пантелеимон, что с вами?» А он: «Бес напал на меня. Хотел крест снять. Но я сказал ему: «Не отдам». И так он меня ошеломил, что никак не одумаюсь». В другой раз ехал на машине со службы, и его ребята встретили. Машину застопорили и тоже хотели крест снять, а он не дал. Они выволокли его из машины и стали бить. Люди увидали и отбили его, пришли на помощь. Он потом три месяца в больнице лежал, они ему все рёбра переломали. А судиться он не стал, сказал: «Господь их сам осудит».

Председатель колхоза - спаситель...

Протоиерей Владимир Тимаков

Трудно было искать священства в советское время, доподлинно зная, что одни священники расстреляны, другие - в ссылке, третьи участи своей ждут. Отец моей супруги был священником. В 1930-е гг. несколько раз приезжали из райцентра, чтобы отца Николая арестовать. Спас председатель колхоза. При аресте обязательно должен был присутствовать представитель местной власти. Он же наотрез делать это отказался. «Не могу, - сказал он, - участвовать в аресте человека, у которого восемь человек детей, один другого меньше, они голодными останутся». И тестя не взяли только потому, что председатель колхоза порядочным и твёрдым оказался.

Кто боялся фанатиков

Протоиерей Сергий Правдолюбов

К священству шёл очень долго, время было советское, а у меня и отец, и дед - лагерники, и в диаконах меня держали целых 13 лет. И только много лет спустя я узнал, что оттягивалось моё рукоположение не по доброй воле патриарха, но это было вынужденное торможение из-за моих родственников. Фактически они тогда считались государственными преступниками.

Однажды меня вызвали (в КГБ. - Ред.), лампочка светит, а я думаю: «Не пройдёт, ребята, это со мной. Со мной - нет. Пойду в лагерь, но ни за что не буду с вами работать». А вербовать пытались всех. Почти всех. Не вербовали тех, у кого такой вот синий огонь в глазах, «фанатиков». Стеснялись и боялись, когда человек «фанатик». Огня в глазах у меня, видимо, было достаточно. Так я и уцелел.

Легко ли быть христианином?

Протоиерей Иоанн Каледа

Я знаю об одном человеке, который был очень церковный, а потом у него на работе прошло голосование по поводу закрытия ближайшего храма, и он не смог не поднять руку. После этого ушёл из Церкви - почувствовал себя предателем. Сейчас об этом рассуждать очень хорошо - кто бы из нас что сделал... А как бы мы себя повели, окажись в такой ситуации? Никто не знает... Какое-то смущение во мне поселялось в некоторые моменты. Помню, мы школьниками с младшим братом шли в храм Ильи Обыденного - и, чтобы кто-то не подумал, что мы идём в церковь, делали вид, что ищем номера домов. Такие чувства возникали, да. И неважно, что они были кратковременными. Посему я не могу однозначно сказать, как бы я ответил. Дай Бог, чтобы, если спросили, я смог бы дать прямой ответ (на вопрос христианин ли ты. - Ред.), чтобы я не посрамил Христа... Никто из нашей семьи не был комсомольцем. В те годы это было необычно. У нас в институте на всём курсе было всего двое некомсомольцев - староста потока и я, староста группы, в которой он учился. И я был единственный в институте, кто знал, что староста потока - сын настоятеля одного из московских храмов.

Идеал - во Христе

Андрей Зубов

Советская действительность мне была абсолютно отвратительна и до прихода к Церкви... И наконец я осознал прекрасную альтернативу... Я увидел, что идеал лежит не в какой-то исторической эпохе, не в какой-то стране, а во Христе. Уже после окончания МГИМО столкнулся с экзистенциальным кризисом. Всё у меня ладилось в жизни, прямо как у Левина в «Анне Карениной» - и у него всё ладилось, только, помните, он прятал от себя ружьё, чтобы не застрелиться, и шёлковый шнурок, чтобы не повеситься? И в этот момент Бог послал мне помощь.

Когда я крестился, помимо благодатной радости у меня было ощущение того, что подавляющее большинство людей вокруг, так же, как и я, верующие христиане, но об этом просто не принято говорить. Все всё понимают, все излучают эту веру. И, когда я позже, общаясь с людьми, как бы намекая на веру, встречал недоумение, сначала очень удивлялся, а позже понял, что то было моё личное благодатное ощущение, конечно, не соответствовавшее состоянию тогдашнего нашего общества. И началась моя церковная жизнь - насколько она в принципе была возможна в то время, потому что нельзя было принимать участие во внутрицерковной жизни, быть алтарником, например, не прекратив светскую карьеру. Но, по крайней мере, я часто ходил в храм, исповедовался и причащался.