Советский «джигит»

Кому Россия - дом и почему из него нельзя уезжать

Первокурсник Багаутдин Маматов рассказывает, что очень хочет на «отлично» сдать первую сессию. Он учится в Московской юракадемии, по-студенчески ютится в квартире у родственников... и очень сильно отличается от кавказских юношей, приехавших покорять российскую столицу.

Во-первых, Багаутдин - он же Бау, он же Боря - уже далеко не юноша: 52 года от роду. Во-вторых, в чём-то начиная жизнь сначала, он хочет не покорять, а побороться. За что? Ответ звучит обескураживающе наивно: за справедливость.

«Я родился в казахском Джамбуле, но мы почти сразу переехали в Грозный, - рассказывает Багаутдин-Боря (его ингушская семья была одной из первых, кто вернулся на Северный Кавказ после хрущёвской реабилитации репрессированных народов). - Депортация была трагедией, но семьи отца и матери, в общем, нормально устроились, родители отучились в техникуме. Отец, помню, говорил даже, что могли и в южном Казахстане остаться, там климат хороший. Самые яркие воспоминания грозненского детства - праздники: 1 Мая, 9 Мая. Оркестры на улицах, буфеты с пирожками и лимонадом. На Новый год ставили ёлку на площади, а дома пахло мандаринами. Мы же там в самом центре жили, во дворах проспекта Победы. Ну это который сейчас проспект Путина.

Я вырос советским человеком. Мы тогда друг у друга национальности не спрашивали и не знали, для меня это до сих пор дико. Тем более что теперь я «лицо кавказской национальности». Бывает, ещё и переспрашивают: Чечня, Ингушетия - а это Россия, что ли? Ну конечно, это Россия! Почему вы так плохо знаете географию своей страны?»

Заводим разговор о «географии»: Кавказ стал совсем не похож на Россию, а о кавказцах судят по отмороженной, дикой и гонористой молодёжи. Недавно пятеро подонков порезали троих пассажиров трамвая в Москве в ответ на замечание о том, что за проезд надо платить. Ну, эти просто преступники. Но как быть с возмутительными историями с пальбой в воздух и хамством на дороге во время «кавказских свадеб»?

Бау тяжело вздыхает:

«У нас в Ингушетии палить на свадьбах запрещают. Потому что было много несчастных случаев. А здесь... Я так скажу: обурели! Но я думаю, что чаще всего это дети тех, кто при «бабках» сидит, у кормушки. Знают, что папа «бабки» даст от ментов отмазаться. Не надо по ним судить обо всём Кавказе. Там много бедных, униженных, таких же бедолаг, как сегодня по всей России».

Сам Маматов после школы и службы в армии в ракетных войсках понял: страсть как хочется жить в большом городе. Думал поступать куда-нибудь в Ленинграде - ведь его так часто показывали в романтичных фильмах про революцию. Но настоящий Ленинград начала 80-х годов показался тихим и скучным. Бау поступил в Московский институт инженеров транспорта ­(МИИТ).

«Прихожу устраиваться в Метрострой, - вспоминает Маматов. - Говорят, о, миитовец, берём! А в паспорт заглядывают - прописки нет. Раньше же в Москве лимитчики были, а правила соблюдались строже. И тогда, кстати, в Москве среди лимитчиков почти никого из азиатских республик не было - работать в столице брали в основном из центральных областей России. Наверное, неглупые люди такой порядок завели. Вот я и «распределился» в Московскую область.Под конец 80-х большинство строек встало, а вскоре жизнь и вовсе круто изменилась.

Вчерашние однокашники неожиданно становились кто бандитами, кто банкирами. Я тоже пошёл в коммерцию, у нас был торгово-закупочный кооператив, продавали телевизоры, телефоны. Потом в банке занимался межбанковскими кредитами. Всё бурлило, а тут ещё границы открылись. Захотелось поехать, самому увидеть другие большие города, Нью-Йорк...»

Бау уехал в Штаты и устроился работать в архивный отдел в банке аж на самой Уолл-стрит. А вот жене документы никак не давали. Маматов - на Манхэттене, жена с новорождённой дочкой - у родителей в Ингушетии. Месяц, полгода, год... Он вернулся.

Багаутдин с дочерьми. Фото: архив

«Решили, что остаёмся, но нужно было снова искать работу, а тут ещё и кризис 98-го года, - объясняет новоиспечённый студент. - Я какое-то время работал в Ингушетии в училище преподавателем математики и информатики. Работа нравилась, но какая там зарплата?»

С началом второй чеченской войны в Ингушетию хлынули беженцы из Чечни. Маматов уст­роился в «высадившееся» в республике управление Верховного комиссара ООН по беженцам, отвечал за инженерные коммуникации. «Руки вспомнили первую специальность» - по окончании войны Бау уехал в Москву строить модные торговые центры, потом в Ханты-Мансийске возводил дворец спорта. Ну и участвовал в «становлении профессионального строительного сообщества». С недавних пор в России лицензию на работу стройфирма может получить только в саморегулируемой организации. Та ещё история: бизнес платит взносы, а какие-то вовремя подсуетившиеся функционеры «сидят» на сотнях миллионов рублей. Маматов вступил в Российский союз строителей бывшего главы Госстроя Анвара Шамузафарова и создал филиал союза в Ингушетии. Вложил душу, время, создал и... оказался на улице. Его банально  кинули - отдали филиал родственникам больших начальников. Ещё и деньги начали тянуть.

Вроде привычная по нынешним временам история. По крайней мере, не убили, как в лихие девяностые. Услышав  эти слова, Маматов буквально взрывается:

«Братки, рэкет, талоны на продукты, безденежье - всё было в девяностые, хорошо помню. Но я людей никогда не кидал. И меня не обманывали. Несмотря на все проблемы, было тогда ощущение, что можно своим умом пробиться, «вырасти». А сейчас не пробиться, всё работает по блату для родственников, бизнес можно вести только за откаты. Я же видел другие страны, знаю, насколько легче там открыть своё дело, начать работать на себя, ну и на страну - платить налоги. А у нас на себя работают правоохранители. И в судах правды не добиться: я, когда заявление в суд подал, увидел, как эта система работает... Да что обо мне говорить: мне дело не фабриковали, в тюрьме не сидел. Но я познакомился с теми, кто сидел, у которых просто так отобрали бизнес, деньги, сломали жизнь. Таких очень много. Я понял, что хочу с этим бороться. Поэтому и учусь снова - на юриста».

Бау с гордостью рассказывает, что уже выступает общественным защитником по некоторым делам, участвует в работе общественной организации «Русь сидящая», которая объединяет незаконно осуждённых и их родственников.

На вопрос «Не жалеешь, что не получилось в 90-е уехать насовсем?» он отвечает, не раздумывая: «Тогда действительно хотелось уехать, на мир посмотреть, разбогатеть. Но сейчас я думаю по-другому: в России мой дом. Почему я должен из него уезжать? Нужно наводить порядок в своём доме».