Пение - не для мужчины?

Фото: автор
Заур Тутов

Певец Заур Тутов уверен, что Россия - самодостаточная страна.

Имя российского певца Заура Тутова известно в наше время той части публики, которая застала расцвет советского эстрадного искусства. Речь идёт именно о высоком искусстве, о «золотых» голосах и чудесных песнях. Он — яркий представитель тех времён, которые теперь кажутся давними. Хотя голос звучит сегодня даже лучше, чем тогда, когда певец завоёвывал награды и призы на всероссийских, всесоюзных и международных конкурсах. В этом можно было убедиться на недавнем концерте Заура Тутова в Московском доме национальностей.

«Столичность» побеседовала с народным артистом России, народным артистом Карачаево-Черкесской, Кабардино-Балкарской республик, Республики Адыгея и Республики Дагестан, заведующим кафедрой Московского государственного института культуры, певцом Зауром Тутовым.

— Заур Нажидович, как это может быть, чтобы голос певца с годами не уставал?

— Голос сам по себе стоит немного, если им не заниматься. В юности и молодости я пел значительно хуже, потому что очень легкомысленно относился к своему дару и не понимал серьёзности настоящего вокального искусства. Казалось: записал одну-две песенки — уже стал знаменитостью местного масштаба, а уж после всесоюзного конкурса — и вовсе звезда... А ведь искусство требует большой работы, ежедневных занятий. Чтобы подготовиться к концерту в Доме национальностей, я в течение недели усердно занимался! Как решил стать певцом? Мои родители хотели, чтобы я был врачом или инженером. В те времена на Кавказе вообще считалось, что пение — занятие, недостойное мужчины. Я часто напевал что-то под нос, пока учитель пения из посёлка Баксан, где я жил, не посоветовал мне съездить в Нальчик, в музыкальное училище на прослушивание. Так, на всякий случай. Ну, сел я в автобус и поехал в город. Мне тогда Нальчик показался городом огромным и роскошным — примерно как Париж... Ведь я впервые покинул свой посёлок. Прослушивал меня директор музыкального училища Муса Хасанов. «Пой», — он мне говорит. Я растерялся: «Что петь?» — «Что хочешь!» Ну, спел я две песни адыгские, две русские. «Ладно, давай документы». Но как же так, я ни одной ноты не знаю, в первый раз вижу живое фортепьяно! А директор мне: «Ничего — научим». Так я и попал в мир музыки.

А после армии, в 1973-м, начал работать солистом Кабардино-Балкарской филармонии. И в 1976-м меня пригласили в Москву, где я стал солистом Росконцерта. Время было интересное, принимал участие во многих конкурсах: «Красная гвоздика» в Сочи, «Дечинский якорь» в Чехословакии, Всесоюзный конкурс исполнителей советской песни в Минске — всех и не перечислишь.

— Что для вас «дом» — Баксан или Москва?

— Каждое лето я езжу домой, в Баксан — там у меня сестра, друзья, родственники, которые меня всегда ждут. А потом возвращаюсь домой, в Москву, где живу уже почти сорок лет, где выросли мои дети, где живёт моя семья. Я всегда возвращаюсь домой. В моей жизни есть две большие любви — Москва и Нальчик. Если бы я не приехал в своё время в Москву, то не стал бы тем, кем стал. А стал бы, скажем, трактористом, хотя и тракторист — очень хорошая профессия. Я вообще не мыслю себя без Москвы, без русской культуры, без моих русских друзей. И в то же время я очень люблю всё то, что впитал с молоком матери, — адыгский язык, этикет, культуру. Я считаю, что без искренней привязанности к своим корням нельзя жить, но в то же время нужно искренне уважать другую культуру, другой народ. Тем более что это всё твоя страна. У нас, народов России, нет другой родины на планете, кроме России. И, что бы ни случилось, что бы ни происходило, мы должны приносить пользу каждый на своём месте. Это необходимо, чтобы наша страна стала лучше, чтобы жить в ней было комфортнее. И если мы будем честно делать своё дело, то у каждого будет шанс жить более достойно — независимо от национальности и вероисповедания.

— Когда-то такое понятие, как «дружба народов», было естественным и органичным для многонациональной страны. Сегодня оно воспринимается, мягко говоря, неоднозначно.

— Времена сейчас сложные, но надо оставаться человеком. Вот смотрите: история любой национальности полна трагедий, любой народ так или иначе пострадал на своём долгом историческом пути. Так чего нам делить? Не лучше ли просто по-человечески относиться друг к другу? Россия — огромная самодостаточная страна, способная обеспечить своё население всем необходимым. И народам, живущим на её территории, не о чем спорить, нечего делить. Своих друзей я не разделяю по национальности: среди них есть русские, адыги, балкарцы — кого только нет. Но я ценю прежде всего человека конкретного. У каждого народа есть разные люди — умные и не очень, агрессивные и добрые. Но на то мы и люди, чтобы трезво оценивать себя и понимать: всё хорошее, положительное должно всегда доминировать над отрицательным.

Мир сложен. В СССР были свои плюсы, они есть и сейчас. Но сегодня люди теряют ориентацию в гигантском потоке информации. А самое неприятное — то, что люди стали жёстче. Кажется, что агрессия возросла во всём мире. За последние 25-30 лет выросло уже два поколения людей с абсолютно другим мироощущением: в основном это холодный прагматизм. А душевности, человечности, теплоты стало меньше. Деньги стали мерилом всего. Но ведь деньги — это просто инструмент для достижения каких-то хороших целей. Тут главное — суметь удержать золотой баланс, понять, что для нормальной, полноценной жизни, для гармоничного мироощущения необходимо не так уж много денег.

— Вы довольно много читаете. Какие книги любите больше всего?

— Я очень люблю творчество Фазиля Искандера — человека мудрого, глубокого философа. Он гениально определил, что такое совесть: «Это такое состояние души, внутреннего мира человека, которое не даёт ему оскотиниться». К сожалению, в наше время уже многие уже с трудом вспоминают, что же это такое. Я с удовольствием читаю русскую классику, адыгскую, очень люблю Лермонтова. Этот человек, который имел мужество и храбрость горца. Его поэму «Черкесы» перечитываю всегда с огромным удовольствием.

А музыку люблю симфоническую — даже больше, чем вокальную, потому что симфоническая музыка затрагивает самые глубинные струны человеческой души. Это глубочайшая музыка, которая даёт возможность смотреть на мир совсем другими масштабами — не повседневными, не суетными, а глобальными.

— Вы были министром культуры Кабардино-Балкарии на протяжении трёх лет — с 2005 по 2008 год. Каких успехов удалось достичь на этом посту?

— Видит бог — я работал на совесть, стараясь быть максимально полезным. Экономил государственные деньги, как мог: в командировки летал эконом-классом, а машина у меня была хоть и с водителем, но это была десятилетняя «Волга». В республике отремонтированы многие Дома культуры, в Нальчике построен новый Зелёный театр — один из красивейших на Северном Кавказе, реставрированы многие объекты культуры. Культура в нашей стране финансируется слабо, поэтому решить все проблемы разом очень сложно — только поэтапно, постепенно.

Я руковожу кафедрой Московского государственного института культуры. Концерты даю не часто, хотя сейчас я в лучшей творческой форме, чем раньше, могу хоть через день давать сольные концерты. Но время такое, что если тебя нет на телевидении — то тебя нет нигде. А я не из тех, кто пробивается изо всех сил, кто лезет в окно, когда погнали в дверь. Я этого очень не люблю. Но и не страдаю. Природа шоу-бизнеса такова, что доминантой в ней являются молодые. Есть, конечно, люди моего возраста и даже старше — дай бог им здоровья, — но их гораздо меньше. Я уже сложившийся человек. Мне комфортно и хорошо на своём месте, у меня есть самое главное — душевное равновесие.

— Трудно ли сегодня молодым артистам пробиться на большую сцену?

— Это возможно, только если найдёшь серьёзного бизнесмена и антрепренёра, который хорошо знает всю эту «кухню», который будет проталкивать тебя. На одном таланте «наверх» не выбраться — такова реальность. Нужны деньги.

— А когда же в таком случае думать о высоком?

— О высоком люди всегда думают, в любые времена. Они думают об этом столетиями, тысячелетиями, при любых исторических формациях. Это всё от человека зависит: если он хочет — он думает, если хочет познавать — будет познавать. Но таких людей всегда меньшинство. Если они исчезнут — цивилизация остановится, а потом и прекратит своё существование. Но я надеюсь, что они не исчезнут никогда.