Те, кого не мог остановить огонь

Фото: Вероника Куницына
Мемориал «Героям-панфиловцам» находится в посёлке Дубосеково под Волоколамском. Состоит из 6 скульптур высотой 10 м, олицетворяющих воинов разных национальностей, сражавшихся в дивизии Панфилова

В дивизии Панфилова служили представители 26 национальностей СССР.

Ноябрь 1941 г. – самое тяжкое время в Битве за Москву.

Собравшись и перегруппировавшись после короткой передышки в октябре, вермахт вновь переходит в наступление, развернув 51 дивизию, в том числе 13 танковых и 7 моторизованных. Знаменитый «Генерал Мороз», помощью которого иные публицисты объясняют последующий провал операции «Тайфун», как раз тогда воевал, как ни странно, на стороне немцев. Морозы ударили уже 4 ноября, превратив раскисшие от осенних дождей поля и пришедшие в полную негодность грунтовые дороги в сносные пути наступления. Техника, на которую делали ставку немцы, перестала вязнуть в грязи. А холода обрисовали перед вермахтом перспективу зимовки в полевых условиях, которая была совсем уж безрадостной. Теперь они рвались в Москву, подстёгиваемые не столько истеричными приказами бесноватого фюрера, сколько реальной жизненной необходимостью. О чём, между прочим, упоминала и вражеская пресса, в частности газета нацистской партии Nationalzeitung: «Немецкие солдаты, наступающие на Москву, понимают, что они сражаются за крышу, способную укрыть их в непогоду, за тёплую зимнюю квартиру…»

Батя убит

Именно на вторую половину ноября и начало декабря приходятся наиболее яркие и драматичные события обороны Москвы. В центре этих событий находится в том числе и 316-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора ­Ивана Панфилова.

Впрочем, командование Ивана Васильевича длилось лишь до 18 ноября. Утром этого дня в деревне Гусенёво Волоколамского района Батя или Аксакал – так между собой называли его бойцы – был убит на пороге своего командного пункта, готовясь отразить танковую атаку противника.

У Ивана Панфилова было пятеро детей. Но первой о гибели отца узнала его дочь Валентина. Причина проста – она служила медсестрой в ­242-м медсанбате той самой 316-й дивизии, буквально на линии фронта. К ней поступил раненый боец, который в отличие от других, кое-как терпевших боль, рыдал навзрыд. Медсестра попыталась его утешить: мол, рана не так опасна, жить будешь, на что получила ответ: «Да какая, к чёрту, рана! Командир наш убит, Батя, Панфилов…» Дело было в подмосковном санатории «Чёрные Грязи», переоборудованном под фронтовой госпиталь. К этим страшным для дивизии и Москвы дням относится запись самой Валентины Панфиловой: «Работаю в перевязочной бригаде Абдукаримова. Не спим третьи сутки, ноги двигаются механически, в голове шум. Раненых всё больше…»

Врачи под пулями

Дочь генерала Панфилова упоминает военврача 3-го ранга, хирурга Гулама Абдукаримова. О подвигах врачей вообще вспоминают редко. И совершенно напрасно – работа того же Гулама Абдукаримова была для дела обороны Москвы ничуть не менее важна, чем, например, тактические инновации его сослуживца, старшего лейтенанта Бауыржана Момышулы.

Гулам Муминович пережил войну, вырастил сына Юрия и успел ему кое-что рассказать о том, каково приходилось в те дни на Волоколамском направлении: «Накал боёв достигал такой степени, что даже в помещении трудно было слышать друг друга, постоянно пахло гарью, – передаёт Юрий Гуламович слова отца. – От взрывной волны вылетели стёкла в операционной, но работа не прекращалась, оперировали по несколько суток, без отдыха и сна. Когда снарядом снесло крышу операционной, четыре санитара взяли шинели и натянули их вместо крыши. Операция продолжалась. Раненые с передовой всё прибывали и прибывали. Чтобы спасти их, медсёстры поочерёдно сдавали свою кровь. В ночное время операционная освещалась от движка, а то и автомобильными фарами. Раненых поступало много, обстановка была сложная. Противник часто выбрасывал десанты. Санаторий «Чёрные Грязи» беспрерывно бомбили, обстреливали, среди гражданского населения было тоже много раненых…»

Такой народ

Спустя 11 месяцев после боёв на Волоколамском направлении, 18 октября 1942 г., извест­ный писатель, а в ту пору воен­кор газеты «Красная Звезда» Илья Эренбург выпустил очерк «Казахи», который начинался цитатой признания одного пленного немца: «Против нас были страшные солдаты – их не мог остановить никакой огонь, они бежали прямо на нас. ­Потом мне сказали, что это казахи. Я не знал прежде, что существует такой народ…»

Ещё труднее немцам было осознать, что доселе неизвест­ные им казахи будут драться плечо к плечу с русскими, бело­русами, украинцами, ­евреями, – в дивизии Панфилова служили представители 26 национальностей СССР. И все они не просто дрались – стояли насмерть. Примером такого противостояния стал знаменитый бой у разъезда Дубо­секово 16 ноября 1941 г. Бой, прославивший 28 героев-панфиловцев и ставший легендой.

Сравнительно недавно, на волне «разоблачений перестройки», в обстоятельствах того боя, да и вообще в том, что он был, многие сомневались. Однако после того, как рассекретили значительный корпус документов, связанный с обороной Москвы, сомнения исчезли. Да, бой был. Причём был именно таким или примерно таким, каким его изображали в советское время. И казахи проявили себя в тех сражениях как невероятно стойкие бойцы. Более того – именно свидетельства казахов помогли пролить свет на обстоятельства боя у разъезда Дубосеково.

А отступать некуда

Как известно, главные события развернулись непосредственно вблизи железно­дорожного разъезда, где оборону держала 4-я рота 2-го батальона 1075-го полка панфиловцев. Там, где политрук Василий Клочков произнёс знаменитые слова: «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва». О чём прямым текстом говорил Балтабек Джетпысбаев, кадровый военный, участвовавший в ликвидации басмачества, а в 1941 г. ставший комсоргом 1075-го стрелкового полка, в составе которого было 60% комсомольцев. 16 ноября он был помощником командира 5-й роты 2-го батальона. Вот как он описал события того дня: «В ночь с 15 на 16 ноября сидели с Клочковым до 2 часов ночи. Потом легли отдохнуть, готовиться к бою. Моя рота стояла метрах в 500 от Клочкова. Клочков стоял со своей ротой у самой железной дороги, я – левее. С утра 16 ноября начали бой. К нам подошли 4 немецких танка. Два из них подбили, два вырвались. Два раза атака была. Большин­ство танков пошло в район разъезда Дубосеково. Мы видели: поворачиваются, и туда идут танки. Там шёл бой. Перед заходом солнца подбегает один боец – связной. Клочков погиб, туда просят помощь. У нас людей мало осталось. Много убитых и раненых. Мы впереди отбиваем атаки, сзади прямо к нам идёт немецкий танк. Танки обошли и появились сзади. Я говорю: «Метайте гранаты и бутылки с горючей смесью, танки будем подбивать». У меня осталось 15 человек из 75. Остальные были убиты и ранены…»

«Не могли по-иному»

Дивизия смогла не только отстоять свои позиции, но и героическими контратаками полностью разгромить четыре (!) немецкие дивизии. Панфиловцы в этот период уничтожили 9 тыс. солдат и офицеров противника, а также подбили около 80 танков. И это притом что численность самой 316-й стрелковой на тот момент составляла всего около 7 тыс. чел. А ведь на момент развёртывания она почти соответствовала штатной численности по Уставу – 11 347 бойцов.

На Волоколамском направлении немцы были остановлены. Тогда командующий группой армий «Центр» Федор фон Бок перебросил танковые группы на Ленинградское шоссе, сосредотачивая силы в направлении деревни Крюково. По иронии судьбы, туда же была переброшена 8-я гвардейская стрелковая дивизия – именно так была пере­именована 

316-я стрелковая. Переименована в день гибели своего командира, Ивана Панфилова. Наступление в районе Крюкова советскими войсками было остановлено.

Неудивительно, что панфиловцы воспринимались в Москве как спасители. Вот впечатления уроженца города Верный (ныне Алматы) Дмитрия Поцелуева-Снегина: «Когда мы попали в Москву, то были поражены, что в Москве висели плакаты: «8-я гвардейская – защитница Москвы», по радио передавали какую-то песню. И когда случайно знакомый встречал тебя, он всех своих знакомых останавливал: «Вот из 8-й гвардейской», – и сразу толпа возникала. Почему? Должно быть, хорошо дрались. Под Москвой совсем не думали, что дрались хорошо, а просто мы не могли по-иному…»