Киргизия, ты сделала немало…

Фото: allerleiten.livejournal.com
1939. С. Чуйков. Дочь Советской Киргизии

Будете в Бишкеке, зайдите в национальный художественный музей - не пожалеете!

Подлинные сокровища русской живописи причудливой игрой судьбы оказались в этой пинакотеке : Александр Иванов, Фальк, Кончаловский…

Из полотен киргизских художников стоит обратить внимание на две работы знаменитого киноактера Суйменкула Чокморова, который, между прочим, был и живописцем, наделенным счастливой силой воображения.

На одной картине изображен Саякбай Каралаев, могучий и вещий старик, последний из великих сказителей «Манаса», державший в памяти миллион строк необъятного эпоса киргизов. Другое полотно менее декоративно и фантастично. Оно называется «Поэты»,  и на нем изображены  стихотворцы-ровесники, ставшие  позже признанными  классиками киргизской советской поэзии. По разному сложились их судьбы, и в итоге вечно памятен и мил сердцу киргизов лишь один из изображенных: Алыкул Осмонов, живший так недолго – 35 лет.

Лучший поэт Кыргызстана узнал раннее сиротство, родную  мать заменила ему в детском доме простая русская женщина Груня Савельевна, которой посвящено одно из самых пронзительных стихотворений  зрелого Алыкула. Начинал же он, как часто случается и с гениями, со средних стихов, глубокий переворот в его душе совершился, когда  пришлось заняться переводами  мировой классики, прежде всего лирики Пушкина и поэмы Руставели. Два чудотворца поэтической речи стали его постоянными собеседниками и учителями. А «Витязь в тигровой шкуре» в переложении Осмонова превратился в любимую книгу киргизских читателей, пожалуй, вторую после родного «Манаса», и имена руставелевских героев Автандила и Тариэла доныне нередки у киргизов… Алыкула Осмонова надо видеть не только в кругу сотоварищей  по работе в родной словесности, но и в общении с русской интеллигентной средой, возникшей в тогдашнем Фрунзе и оживлявшейся  появлением  гостей, по собственному желанию или по тяжкой неволе, оказавшихся в  краю киргизов. Еще до войны переводить эпос и современных поэтов в Киргизию приехали Семен Липкин и Марк Тарловский, во время войны во Фрунзе и на центральном Тянь-Шане оказался выдающийся русский поэт Георгий Шенгели. Приехали композиторы, совместно с киргизскими коллегами создававшие первую национальную оперу; языком красок воспел Киргизию блистательный живописец Семен Чуйков; на время затерялся  среди  руин и курганов изничтоженный властями за спорную научную гипотезу выдающийся археолог А.Н. Бернштам…

В позднесталинские годы в Киргизии возникли многочисленные диаспоры ссыльных и перемещенных народов – греки, корейцы, волжские немцы, польские евреи ,кавказские горцы, уйгуры, курды. Этой бурлящий котел время от времени пополнялся мановениями незримой, но властной руки далекого центра. На окраине Фрунзе жил балкарский поэт Кайсын Кулиев, состоявший в переписке  с Борисом Пастернаком, посоветовавшим своему молодому другу писать «прямо по-русски», но упрямый Кулиев сохранил верность и своему немногочисленному народу (ведь имел  возможность остаться в Москве) и родному языку. Однако в поисках заработка в ту пору Кайсын Шуваевич переводил на русский киргизских поэтов. И  с Алыкулом Осмоновым его связала самая близкая и сердечная дружба. Пожалуй, художник должен был бы по справедливости на упомянутом мною полотне присоединить Кулиева к сонму киргизских поэтов, коль среди них все равно находится и дунганский поэт Ясыр Шиваза… В этой среде вряд ли громко произносилось слово «интернационализм», но братство народов не было показным. Вообще киргизский народ в ту эпоху выдержал какой-то важный исторический экзамен: гостеприимство киргизов, всегда баснословно щедрое, распространилось и на гонимых изгнанников. Много лет спустя Кулиев написал обращенные к Киргизии проникновенные и благородные стихи, заключительные слова, которых я процитирую в переводе Наума Гребнева: « Киргизия, ты сделала немало, Ты мне дала в друзья певцов своих. Они мне жали руки, и сверкала Слеза не у меня в глазах – у них. Так пусть же пережитое мной горе Твоих сынов не тронет никогда. Пусть хлеб твой никогда не будет горек, Не будет пусть горька твоя вода».

Об этих вещах я не могу писать отстраненно и безучастно. Потому, что в Киргизии прошло мое детство, пролетели ранние годы. Одно из первых воспоминаний: стою во дворе нашего дома в киргизском Джалал-Абаде, окруженный раскрывшимися цветами, и ромашка – выше моей головы. На меня внимательно смотрит усатый  и лысоватый темноглазый мужчина в выгоревшей военной форме. Это Кайсын Кулиев, приехавший с  Сергеем Андреевичем Фиксиным, навсегда осевшим в Киргизии смоленским поэтом, другом юности Твардовского. И пришли они навестить моего отца, журналиста  и литератора, известного ныне литературоведам мемуарами о литературной жизни Ленинграда  («Молодой Заболоцкий», «Вечер Мандельштама»). И позже они не раз бывали у нас в гостях. Прошло много лет, я снова встретился с Кулиевым, подружился с ним, даже стал его переводчиком… В былые времена  я каждый год возвращался в Киргизию, теперь это труднее, все изменилось. С болью я узнал об ошской резне, о погромах и пожарах в Джалал-Абаде. Временами меня окружают видения прошлого: я вижу лица моих киргизских и русских, украинских и узбекских одноклассников. Пожилую дочь петербургского градоначальника, прошедшую лагеря, ставшую нашей соседкой и учившую меня французскому языку. Бывшего секретаря Дзержинского, побывавшего в местах столь же отдаленных и  приходившего  в наш дом играть на скрипке. Великого акына Барпы Алыкулова, увы, не помню, был мал, но представляю себе по рассказу матери: она для областной газеты брала у него последнее интервью. Слепой Барпы, приведенный дочерью, вступил в редакцию в красном халате до пят… Вижу поросшие кустами фисташки и арчи джалалабадские холмы с кирпичном заводом, где работали ссыльные кавказцы. Дорога к чёрным крестам польского кладбища, оставшегося от формировавшейся здесь армии Андерса,  шла через чеченский аул… Жизнь подарила мне дружбу и братство с выдающимся киргизским поэтом Жолоном Мамытовым, так рано ушедшим и поистине незабвенным.

Я счастлив, что живы великие старики киргизской литературы Суюмбай Эралиев и Сооронбай Джусуев (не так давно издавший собственную переводную антологию русской поэзии). Знаю, что в Бишкеке мне всегда буду рады поэт Суеркул Тургунбаев и киносценарист (по совместительству арабист), оригинальный мыслитель и просвещенный меценат Баян Сарыгулов… Я благодарен Джамиле Бегиевой, подвижнически -самоотверженной деятельнице московской киргизской диаспоры, организовавшей к моему юбилею издание книги «Ала-кийиз», куда вошли мои  стихи о Киргизии, переводы из киргизских поэтов (от Токтогула и Осмонова до современников), статьи и воспоминания.

Киргизы всегда представлялись мне высоконравственным и даровитым народом, в плоть и кровь которого вошла генетическая память о былом великодушном богатырстве. Но печалит, что многим молодым киргизам, получившим образование и имеющим какие-то профессии, нынешняя Москва не предложила ничего лучшего, чем место дворника. Ужасно, что, вопреки давнему молитвенному пожеланию Кайсына Кулиева, такая большая часть киргизского народа все же должна была покинуть родину, пусть и не под конвоем НКВД, а лишь в поисках хлеба насущного. Но эмиграция (или пусть миграция) все равно драматична. Я верию, что хотя бы практический разум заставит власти и общество смягчить режим, в котором «держат» мигрантов. Но хочется и большего: чтобы исчезла невидимая черта отторжения между людьми разных народов. Некоррупционный полицейский порядок рано или поздно  установится. Но вернется ли наше братство?