Поменять циркуль на слово

Авторы пронзительных романов были инженерами не только душ, но и пароходов, и нефтяных вышек.

В прошлом номере «СтоЛИЧНОСТИ» (№ 10 от 23.09.2020) мы рассказывали о писателях-врачах. Им профессия помогала лучше понять боль души. В этом выпуске речь пойдёт об инженерах – тех, кто понимал, как устроены железные дороги, самолёты, корабли. Оказалось, что и здесь люди – не бездушные техники...

Технари-гуманитарии

Годами спорят «гуманитарии» и «технари» – кто важнее, чья работа полезнее и почему никогда им не понять друг друга. А тем временем немало в истории культуры людей, в которых сочетались технические знания и тяга к прекрасному. Почему одно должно исключать другое? Объять всё – это ли не признак таланта?

Само слово «инженер» произошло от латинского «ingenium», что переводится как «способности, изобретательность». Древние, конечно, всё придумали и поняли раньше нас. Недаром один из первых мифических инженеров – грек Дедал – изобрёл ни много ни мало, а крылья, чтобы лететь к солнцу. Так и стал навсегда символом стремления человека к чему-то выс­шему и недостижимому. 

Звание инженера носил и всемирно признанный гений Леонардо да Винчи, ставший воплощением «универсального человека», а именно человека, который может всё. Изобретение автомобилей и роботов он легко совмещал с увлечением музыкой, а чертежи и расчёты не только не мешали, но и помогли ему написать ­«Мону Лизу». Под стать ему и Михайло Ломоносов, изобретатель и приборо­строитель, химик и физик, по совместительству – поэт и ­переводчик.

Многие достижения и изобретения инженеров становились достижениями прежде всего культурными. Так, без гиперболоидных башен и конструкций инженера Владимира Шухова сейчас уже не представить архитектуру авангарда и хай-тека. То, что писатели – инженеры человеческих душ, и вовсе стало крылатым выражением. А вот что именно они конструировали и какие образы изобретали, зависит уже от каждого конкретного творца.

Чертёжник на полгода 

Из русских классиков ещё поискать надо человека, менее похожего на рационального «технаря», чем Фёдор Михайлович Достоевский. Первым с этим согласился бы сам Фёдор Михайлович. 

Полуночный читатель

«Я беспрерывно в уме сочинял роман из венецианской жизни», – вспоминал Достоевский о своей недельной поездке с отцом и братом из Москвы в Петербург, где будущего писателя ждало поступление в Главное инженерное училище. 

Профессию за Фёдора и его брата Михаила выбрал отец. Сам он работал врачом в больнице для бедных и после смерти жены остался с 7 детьми на руках. В деньгах не купался, а потому старших сыновей определил в военно-инженерное училище. Заведение считалось одним из лучших в стране, а военные в ­целом жили куда зажиточнее многих. Сам Достоевский, конечно, мечтал об университете, изучать литературу и писать, но отец эти мечты считал ­несерьёзными.

Брату Михаилу с поступлением не повезло, и он уехал в другой город. А 16-летний Достоевский остался один на один с ­Петербургом.

«Учиться ему не нравилось страшно, в своих письмах он так и писал: «Я страдаю», – рассказывает заместитель директора петербургского Литературно-мемориального музея Достоевского Вера Бирон. – Особенно ненавидел муштру и строевые шаги, постоянную зубрёжку. Рисунки и чертёж тоже ему не слишком давались. Свободное время оставалось только по ночам, и он запоем читал мировых классиков – Бальзака, Шиллера, Шекспира, Гюго, Гофмана. Надо думать, что ночное чтение в ­стенах мистического Михайловского замка стало хорошей почвой для его фантазии». 

Строительство укреплений, фортификаций и мостов Достоевского не поражало так, как наблюдения за студенческой ­жизнью. Каждая несправедливость, случаи дедовщины над новичками, покровительство со стороны военного руководства одним в ущерб другим – обо всём этом он писал в своих письмах с явным осуждением и как будто стыдом за всё человечество.

Разгадать человека

Душу Фёдор Михайлович отводил в созданном вместе с друзьями литературном кружке и редактировании газеты при училище. Тогда же, по ночам, он начал и писать. Что именно, теперь уже не узнать – работы того времени Достоевский не сохранил. По воспоминаниям родных и знакомых, это были пьесы. 

Но ни драматургом, ни инженером Достоевский так и не стал. После смерти отца, которая очень его потрясла, Фёдор Михайлович много размышлял о смысле жизни и видел её вовсе не в службе. 

«Человек есть тайна. Её надо разгадать, и ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком», – писал он брату. 

Окончив училище, Достоев­ский проработал по специальности всего полгода. Ходил на службу в чертёжный департамент в тот же Михайловский замок с 9.00 до 14.00 вместе с толпой других мелких чиновников, пока наконец не подал в отставку. Без реальных причин и предпосылок. Просто устал.

«Служба надоела, как картофель» – так он это объяснял, – говорит Вера Сергеевна. – После этого как отрезало. Ни училище, ни инженерное или военное дело он больше даже не вспоминал. Но в его рисунках позже всегда было видно внимание к архитектуре и зданиям, а привычку мерить метры шагами и ходить с руками за спиной за ним многие замечали всю его жизнь».

Военных в произведениях Достоевского действительно практически не встретишь. Но вот мелкий чиновник в «Бедных людях», голодный студент из ­романа «Преступление и наказание», как и страдания человека, оказавшегося не на своём месте, – это явно опыт писателя. Не говоря уже о том, что учёба в училище познакомила его с главным его героем – ­Петербургом.

Когда работа – вдохновение

Конструирование, изыскания, строительство, связанные с ними путешествия – для многих инженеров по всей России это было и остаётся не только работой и делом жизни, но и ­пищей для творчества. 

Известный строитель железных дорог ещё в царской России Николай Гарин-Михайловский не только прокладывал пути сообщения в Болгарии и принимал участие в строитель­стве Сибирской дороги, но и в целом проявлял жадность до знания новых мест, их обычаев и культуры. На его счету полноценное кругосветное путешествие, из которого инженер привёз очерки о Корее, Маньчжурии и других «экзотических» местах, обогатил географические исследования, а русского читателя и вовсе по­знакомил с корей­скими народными сказками, которые записал со слов местных. В деревнях с его подачи организовывались школы и библиотеки. В годы Русско-японской войны успел поработать и военным инженером, и корреспондентом, чьи статьи превратились в книгу «Дневник во время войны».

Уроженец Казахстана Рахмет Утесинов стал одним из первых инженеров-нефтяников в республике, а ещё человеком, который заразил интересом к этой отрасли не одно поколение инженеров. По его повестям и пьесам о судьбах работяг в советское время ставили спектакли и радиопостановки, о нём снимали документальные фильмы, а сам Утесинов при этом не уставал развивать родную ему отрасль – улучшал условия жизни нефтяников, внедрял научные разработки...  

Читать Пушкина и Есенина на родном языке коми могут благодаря усилиям инженера – народного поэта Республики Коми Владимира Тимина. Специалист по энергооборудованию, военно-авиационный механик, он так увлёкся словесностью, что заочно окончил филфак пединститута и решил нести просвещение в массы. Поработал и директором школы, и редактором многих изданий, а главное – издал собственные поэтические сборники, переведённые на несколько языков, и познакомил коми как с русскими, так и с зарубежными поэтами.

Писатель, автор ледокола 

У Евгения Ивановича Замятина были все шансы остаться в истории талант­ливым инженером-корабле­строителем, который в свободное время увлекался писательством. Но мир знает его как автора первой антиутопии (которая, впрочем, родилась именно из его профессии).

Кораблестроитель

Сыну священника математика в школе давалась плохо. Поэтому, по собственному признанию, из упрямства по­ступать решил не куда-нибудь, а в Петербургский политехникум, на кораблестроительный факультет. Упрямство и само­ирония и стали его путеводными звёздами. 

Школу он окончил с золотой медалью, но когда нужны были деньги, без сожалений заложил её и так и не выкупил. Уже во время учёбы в техникуме он не пропускал революционных митингов, распевал «Марсельезу» и даже угодил под арест за большевистскую пропаганду, но от идей своих не отступал. Властями был выслан из Петербурга, но не уехал, несколько лет прожил там тайком. 

Первые литературные опыты Замятин сам же критиковал и признавался, что писать начал от скуки. В инженерном деле успехи были куда серьёзнее. Судите сами: даже власти, ­прежде ссылавшие его за сатиру и взгляды, отправили именно Замятина в 1915 г. в Англию присматривать за строительством заказанных Россией ледоколов. Его детищем можно считать ледокольный пароход «Александр Невский», после революции переименованный в «Ленин». А после появления атомного ледокола «Ленин» переименован ещё раз – во «Владимир Ильич».

«Для него я делал аванпроект, и дальше ни один чертёж этого корабля не попадал в мастерскую, пока не был проверен и подписан: «Chief surveor of Russian Icebreakers Building E. Zamiatin» (Старший наблюдающий за постройкой русских ледоколов Е. Замятин)», – вспоминал писатель годы спустя.

Уже не смешно

Сторонник и технического, и общественного прогресса, Замятин приветствовал революцию. Но с годами мысли его на тему развития общества стали более мрачными. Победившие «революционеры» сами стали насаждать нерушимые правила, а технологические нововведения постепенно превращались в бездушные стандарты и ­винтики.  

«Как убедился Замятин, сам по себе технический прогресс, в отрыве от нравственного, духовного развития, не только не способствует улучшению человеческой природы, но и грозит вытеснить человеческое в человеке», – писал позже один из первых издателей прозы Замятина в Советском Союзе филолог Олег Михайлов.

Так у Замятина, инженера, поставившего душу выше чистого разума, и родился роман «Мы» – первая антиутопия в истории литературы, без которой не было бы ни «Дивного нового мира» Хаксли, ни «1984» Оруэлла. У героя романа, строителя космического корабля, в тоталитарном структурированном обществе, где даже имена уже не нужны, из любви и страданий рождается не просто личность – у него в прямом смысле «появляется душа», что местные власти признают диагнозом.

Вопреки мнению критиков того времени, роман не был анти­советским. Замятин даже пытался издать его в СССР, ведь говорил он об опасностях для всего человечества. Цензура не пропустила, и роман пришлось издавать за границей. Так мировая слава пришла к писателю куда раньше отечест­венной. Российский читатель увидел «Мы» лишь в годы ­перестройки. 

Инженерный вклад Замятина в литературу, впрочем, темой технического прогресса не ограничился. Сама его проза тоже вполне инженерная – чёткая, рубленая: не предложения, а настоящие изобретательные конструкты. Не зря его стиль некоторые исследователи даже называли «литературным ­кубизмом».

«Повесть, рассказ вы можете считать совершенно созревшими и законченными, когда оттуда уже нельзя будет выбросить ни одной главы, ни одной фразы, ни одного слова, – говорил сам Замятин в своих лекциях по литературе. – Ничего лишнего: только тогда вы можете сказать, что ваше произведение создано и живёт. В живом – нет ничего лишнего».

Писатели-инженеры

Михаил Пришвин

Мало кто знает, но под сказками и повестями о природе Михаила Пришвина есть реальная научная база – диплом инженера-землеустроителя Лейпцигского университета тому подтверждение. Довелось Пришвину поработать и агрономом, и чиновником, и бороться с вредителями виноградников на Кавказе. А первым крупным произведением будущего писателя и вовсе стала монография «Картофель в полевой и огородной культуре».

«Певец русской природы», каким он был известен на протяжении многих лет, в своих дневниках отражал и многие общественные и социальные проб­лемы, пристально и вдумчиво следил за происходящим в стране. Но об этом читатели узнали лишь в 80–90-е гг., когда дневники инженера и агронома Пришвина были наконец опубликованы и писатель открылся с совсем иной стороны.

Даниил Гранин

Писатель, ставший известным благодаря произведениям о Великой Отечественной войне, и особенно за хроники «Блокадная книга» – о Ленинграде. 

Советский писатель Даниил Гранин сам считал литературу скорее увлечением, чем-то, что приносит удовольствие. 

Инженер по образованию, он занимался электроснабжением и энергетикой, а после войны сам принимал участие в восстановлении электро­сетей и коммунальных служб Ленинграда, работая в «Ленэнерго».

Даниил Гранин много писал об инженерах и учёных, о науке и технике, поскольку признавал – это его тема и его друзья: «Мне не надо было изучать материал, ездить в творческие командировки. Я любил этих людей – моих героев, хотя жизнь их была небогата событиями».

Эдуард Успенский

Автор Чебурашки и кота Матроскина карьеру свою начинал с создания блоков наведения для совет­ских ракет. Это было на Втором москов­ском приборном заводе, куда Успенский устроился после окончания МАИ. 

Творчеству учёба и работа не мешали – уже в институте он вместе с руко­водителем студенческого театра по вечерам придумывал сценки для концертов и капустников, а первые произведения для детей и вовсе создал, будучи старшеклассником, работая ­пионервожатым.

Работа на заводе была Успенскому не в тягость, уволился он из принципиальных соображений: обязанностей и работы становилось всё больше, а повышения оклада не было. Тогда-то он и понял, что способен зарабатывать писательством, и ушёл на «вольные хлеба».

Роберт Льюис Стивенсон

Инженерная профессия была для будущего автора приключенческих романов пред­определена – он был сыном потомственного инженера и специалиста по маякам. Изучать инженерное дело Стивенсон отправился в Эдинбургский университет и даже разработал новый вид проблескового огня для маяков, за что получил серебряную медаль на конкурсе Шотландской академии. После этого, впрочем, он предпочёл инженерному делу юридическое и перешёл на другой факультет.

Любовь и интерес к морю остались со Стивенсоном навсегда. Он сам не раз предпринимал водные путешествия как на кораблях, так и на байдарках по каналам и рекам. Все свои путешествия и приключения он так или иначе отражал в рассказах и заметках, а идею «Острова сокровищ» разработал, рисуя вместе с приёмным сыном карту выдуманного острова.

Антуан де Сент-Экзюпери

Небо сделало ­Экзюпери сначала лётчиком, а потом и писателем. 

Философские размышления о жизни, любви, преданно­сти и храбрости у автора «Маленького принца» уживались с техническими познаниями о самолётах. 

За ним числятся патенты на многочисленные новые и усовершенствованные устройства для посадки, прокладки курса, запуска двигателей, пеленгации и многое другое. 

Современники Экзюпери – учёные, инженеры, профессора – признавали, что как изобретатель он во многом опередил своё время, на практике находя решения для оптимизации работы самолётов, над которыми теоретики ещё только ломали головы. 

Даже появление новейших реактивных самолётов он предвидел, хотя самому писателю так и не довелось на них полетать.