Книги - это страсть

Фото: carolmalmeida03 / pixabay.com

Как вернуть их в жизнь молодых.

Юлия Балашова, доктор филологических наук

Традиция выдавать список литературы для обязательного прочтения детям на лето идёт ещё с советских времён. А она, в свою очередь, многое унаследовала от дореволюционной. Тогда гимназистам также давали список для чтения на лето. Это правильно, ведь во время каникул можно читать не спеша, для собственного удовольствия.

Вот и лето прошло…

Но почему же лето прошло, а многие даже не открывали книгу? Возможно, родители и педагоги совершили ряд ошибок, которые «работают» не только в каникулы. В первую очередь не нужно перегружать детей: желателен баланс между серьёзной литературой и развлекательной, присутствие зарубежных и современных авторов. Немало зависит от воспитания и семейных традиций, но есть и педагогические методы воздействия. Например, на Западе дети знают: ты можешь не читать, не учиться, но это означает, что ты получишь аттестат с низкими баллами, не поступишь в хороший университет ни за какие день­ги и, как следствие, у тебя будет более низкий уровень жизни. Это работает и в российских реалиях. Второй момент – творческое стимулирование, которое в нашей системе образования значительно уступает академизму. Вот прочитали семиклассники оду Ломоносова – пусть сделают по итогам инфографику, коллективный проект или хотя бы посмотрят фильм об авторе. Кроме того, должна быть привязка к современности. В американской школе для этого в классических произведениях пытаются вычленить актуальную социальную проблематику. Например, читать Шекспира в аутентичном виде детям тяжело. Поэтому американские школьники смотрят фильмы по его произведениям, выявляют и рассматривают универсальные типы шекспиров­ских конфликтов в современном мире. Правда, нередко медийные интерпретации так затягивают, что про сами тексты уже не помнят. В нашей системе образования первоисточник традиционно в приоритете.

Барщина и рэп

В англосаксонском мире тяготеют к преподаванию литературы через сквозные дисциплины – историю страны, английского языка. Идёт мощная установка на национальную традицию. Я как-то разговаривала с американской учительницей, она отметила, что русская литература – это прекрасно, назвала несколько имён, но, как выяснилось, ничего не читала. Для русской школы это нонсенс. Мы в литературе абсолютные глобалисты, знаем авторов с разных континентов, и это прекрасно!

Что касается чрезмерной загруженности, то избежать её помогает несколько методологических принципов обучения. Во-первых, должна быть цикличность. Условно говоря, мы ­проходим Пушкина: сказки в младшей школе, стихи в средней, «Евгения Онегина» в старших классах. Не бесконечное наращивание новых имён, а процесс постижения одного и того же на разных уровнях по­гружения. Второй принцип – в школе слишком сильно углубляются в историко-литературный процесс, специфику эпох, во влияние социально-культурной среды. Оставьте это филологам. Пусть дети просто поймут текст, а не контекст. Да, преподаватели литературы в школе отмечают, что даже в не столь сложных произведениях Пушкина, Грибоедова или Шукшина дети половины не понимают. Что значит «летя в пыли на почтовых» или «Ярем он барщины старинной оброком лёгким заменил»… Но непонимание не всегда рождает отторжение. Ведь они слушают зарубежные песни (а рэперы исполняют их в очень быстром темпе) и тоже не всегда всё понимают, но это не мешает наслаждаться музыкой. Если литературный текст написан классно, дети чувствуют его магию. Я не вижу в этом проблемы.

«Сибирский текст»

Ошибки также в том, что иногда в школах игнорируют региональную литературу. Способность воспринимать большую Родину, глобальный мир начинается с личностного отношения к малой родине. Специфика места конструирует особенности восприятия, в науке это явление получило название «географический детерминизм». Таков известный «петербургский текст» русской культуры. Аналогичные тексты формируются вокруг Москвы, Кавказа, Сибири, Парижа, Нью-Йорка и т. д. Так, в формирование «сибир­ского текста» значительный вклад внесли Виктор Астафьев (автор извест­ного романа «Прокляты и убиты»), Валентин Распутин (повести «Прощание с Матёрой» и «Живи и помни»), Александр Вампилов («Прошлым летом в Чулимске»); на Дальнем Востоке – Владимир Арсеньев (повесть «Дерсу Узала»); на Урале – Дмитрий Мамин-Сибиряк («Уральские рассказы») и Павел Бажов («Уральские сказы»); на Кавказе – Расул Гамзатов (стихи и поэмы) и наш современник Герман Садулаев («Я – чеченец!»).

Отмечу, что новые книги важно читать именно на бумаге. Нужно физически контактировать с книгой: водить пальцем по строчкам, переворачивать страницы, возвращаться к каким-то абзацам. Тогда текст воспринимается по-другому. Они могут играть в видеоигры, сидеть в гаджетах, но книги должны читать бумажные.

Недавно в Госдуме предложили заменить в школьной программе «Архипелаг ГУЛАГ» на Библию: мол, это очернение страны, Библия безвредна… Я считаю, что и Библию, и Коран, и «Архипелаг ГУЛАГ» можно и нужно изучать в школе, и одно другому не противоречит. Солженицына детям читать действительно тяжело, но через реконструкцию общественно-политических, историко-культурных реалий, в конце концов, через документальный фильм Юрия Дудя про Колыму, школьникам нужно объяснять, что происходило в стране. А Библию нужно изучать как основу художественной образности и страстей в мировой культуре и литературе.

Читайте также: Бриллианты – стихи и сказы