Только бы ты был жив...

Письма, в которых очень много боли, но столько же и надежды.

К 80-летию со дня начала Великой Отечественной войны Центр «Холокост» выпустил 6-й сборник писем и дневников «Сохрани мои письма…».

«Сборник включает 340 писем и 4 дневника. Все они очень личные и отражают пребывание евреев в годы войны в армии, партизанских отрядах и оккупации, в тылу и эвакуации, – рассказал сопредседатель Научно-просветительского центра «Холокост», профессор Российского государственного гуманитарного университета Илья Альтман. – Ощущения от прикосновения к этим документам поэтично выразил Герой Советского Союза Цезарь Куников: «Трудно передать, что значит на фронте получать письма. Это как бы весть с корабля прошлого, ушедшего в открытое море».

«Все москвичи, живём дружно, стараемся воевать весело»

Цезарь Куников (1909–1943) родился в Ростове-на-Дону, в 1925 г. с семьёй переехал в Москву. Окончил Московскую промышленную академию и Московский машиностроительный институт. На фронте – с сентября 1941 г. В ночь с 3 на 4 февраля 1943 г. майор Куников во главе 275 моряков-добровольцев Новороссийской морской базы ЧФ провёл успешную десантную операцию, завоевав плацдарм на Малой Земле. Через несколько дней получил тяжёлое ранение и скончался в госпитале в Геленджике. Имя Цезаря Куникова носят большой десантный корабль Черноморского флота ВМФ России, площадь в Москве, улицы и школы в ряде населённых пунктов, малая планета 2280 Kunikov.

*  *  *

Письмо Цезаря Куникова дяде в Куйбышев, 24 марта 1942 г.

Дорогой дядя! Сообщаю, что я жив и здоров, даже здоровее, чем был. Конечно, имел немало возможностей «накрыться», как говорят в Армии. Но, видимо, судьба бережёт меня для чего-то лучшего.

Впрочем, жизнь моя уже оплачена немецкой кровью. Отряд, которым я командую, уже почти семь месяцев на фронте, были во многих боевых операциях, боях и т. д. Истребили гитлеровцев в 1,5 раза больше, чем у нас бойцов, потеряли 10% своего состава, пополнялись, хорошо вооружены, прекрасно обмундированы, освоили всевозможные виды оружия и тактику ночного диверсионного боя (это наше specialite de la maison), сам я владею пушкой, миномётами, гранатами и пулемётами всех видов и своим автоматическим оружием, умею минировать, подрывать, вожу катера, управляю мотоциклом и плохо автомашиной.

С удивлением иногда вспоминаю, что я был инженер, директор научного института, начальник технического отдела в 2 наркоматах, редактор центральной газеты. После войны, вероятно, сына своего только и смогу обучать штыковому бою и метанию гранаты лёжа. Впрочем, я могу его ещё обучать ненависти. Ею мы снабжены сполна.

Комиссар моего отряда Вася Никитин – известный Вам начальник штаба – архитектор, лейтенанты – инженеры, все москвичи, живём дружно, стараемся воевать весело и без трагедий. Боевая репутация нашего отряда в армии хорошая. Недавно мне присвоили звание майора. Имею письма от Наташи, мамы, от Вас были 2 телеграммы, правда, с большим опозданием полученные.

Крепко целую. Ваш Цезарь

*  *  *

Письмо из госпиталя матери Куникова, 23 апреля 1943 г.

Татьяна Абрамовна, я очень сожалею, что сообщаю вам о смерти вашего сына. Я только знаю, что он был срочно доставлен в наш госпиталь и всё для него было сделано. Но, увы, такое тяжёлое ранение… Ранен был в бедро осколком мины, через бедро осколок прошёл в кишечник… Проклятый Гитлер отнял у нас его.

«Как реликвию держу в кармане жёлтую звезду»

Григорий Рудин (1906–1984) родился в Могилёвской губернии, жил в Москве. С 1932 г. до июля 1941 г. работал секретарём-выпускающим в различных газетах. В 1939 г. призван в РККА, участник войны с Финляндией. В июле 1941 г. вступил в Ленинградское народное ополчение. Служил командиром взвода связи, сотрудником редакций фронтовых газет. В июле 1941 г. его жена София и сын Михаил эвакуировались из Ленинграда в Кунгур Молотовской обл. (сейчас Пермский край).

*  *  *

Письмо Софии Рудиной мужу на фронт, 15 декабря 1941 г.

Где ты, мой далёкий друг? Иногда я вдруг с невероятной ясностью вспоминаю и представляю нашу прошлую жизнь, сравниваю с настоящим и сама себе не верю. Что-то мне приснилось – или прошлое, или настоящее, но, к сожалению, настоящее вот оно: в постоянной тоске о близких, в постоянной тревоге за завтрашний день, что-то принесут сводки? Чем накормить ребят и питаться самим, в стынущих ночью плечах и ногах, когда натягиваю на Мишутку и стягиваю с себя его одеяльце, в убывающих дровах и заботе о том, где их достать. Это всё пустяки, только бы знать, что всё кончится хорошо, что мои самые родные будут живы, что прошлое будет не сном, а явью. Третьего дня у нас отрезали свет, лампы, конечно, нет.

Гришенька, мой родненький, со времени твоего последнего письма прошёл месяц и 11 дней. Ты уже, наверное, выучился и тебя направили на работу. Чего только не может произойти за такой промежуток времени. Я перечитываю твои старые письма и согреваюсь их строчками и так жду новых. Только бы ты был жив. Уже 5 месяцев нашей разлуки, сколько их ещё будет.

Сын растёт, у него совершенно новенькое, блестящее «р» в разговоре и вообще все буквы уже совершенно в порядке. Он ловит на лету всё, что скажешь, и часто ставит меня в неловкое положение, вытаскивая из своей головки всё, что слышал и что совсем не надо порой говорить. Ах, Гринюшка, как часто я обнимаю его и думаю: что бы ты отдал, чтобы быть на моём месте…

*  *  *

Письмо Григория Рудина жене и сыну в Кунгур

Погода у нас установилась сухая, ночью небольшие заморозки… Читала ли ты в «Правде» за 5.04.45 г. сообщение Чрезвычайной комиссии о преступлениях немцев в Латвии? Вкратце о них я писал ещё в октябре. В этом самом лагере Саласпилс мне довелось побывать, как и в Румбульском лесу, где мы наткнулись на свежие могилы с трупами. Как реликвию держу в кармане жёлтую звезду, снятую с убитой старенькой, как моя мать, женщины. Ведь я из Харькова получил письмо о судьбе близких родственников, не успевших эвакуироваться. Их судьба так же печальна, как многих рижан. Будем помнить об этих ужасах и аз воздам.

«Прощай. Беспредельно любящая тебя мама» 

Вера Левина (1908–1942), жительница Орла, фармацевт. Её муж и старший брат были призваны в РККА. Мать, Сарра Левина (1882–1974), вместе с сыном Веры Володей эвакуировалась в Свердловскую обл. Вера осталась в Орле с отцом Абрамом Шлёмовичем. 3 октября 1941 г. Орёл заняли германские войска. 14 марта 1942 г. Веру забрали полицаи, её отца – на следующий день. Они погибли в числе 220 орловских евреев.

*  *  *

Письмо Веры Левиной 8-летнему сыну, 26 декабря 1941 г.

Мой дорогой, любимый и единственный мальчик! Я каждую секунду жду прихода за собой, а это означает вечную с тобой разлуку. Так много я должна тебе перед смертью сказать. Я тебе мать – плохая или хорошая, когда вырастешь – разберёшься. Но мне нужно тебе сказать столько, чтоб этого хватило на всю твою жизнь... Прежде всего – будь честен. Никогда не иди на сделки с совестью, не будь подхалимом, высоко ставь своё человеческое достоинство, не пресмыкайся. И никогда не стыдись того, что ты еврей. Я не буду тебе описывать всё то, что наблюдаю и переживаю я, – всё это ты прочтёшь в газетах, а затем и в исторической литературе. Ты только не стыдись, ты должен гордиться, что являешься одним из представителей терпеливого, способного и выносливого народа…

Мой дорогой мальчик! Ты всё время стоишь перед моими глазами – худой, с не по возрасту сосредоточенным и в то же время недоумённо-ужасающимся взглядом… Я бы перецеловала сейчас всё твоё 8-летнее тельце, я бы крепко прижала тебя к своей изболевшей груди и никогда б не разлучалась более с тобой, но слишком поздно об этом говорить.

Я обречена на гибель. Не я одна – нас много, но мы бессильны. Не будь жесток к людям – пойми, каждый человек, кто бы он ни был, любит ласку. И ты, до 8 лет выраставший в атмосфере радостного детства, – сохрани на всю жизнь воспоминания и тепло. Помнишь, как тебя целовал дедушка? А ты всегда морщил лобик между бровями и ворчал, что дедушка так тебя колол бородой. Он тебя любит больше всех – говорю, любит – он ещё тоже жив – мы с ним вместе живём, ждём своей участи.

Если тебе люди скажут – когда меня не стало – моя последняя просьба, или, вернее, желание: исполняй один печальный и красивый еврейский обычай – в день моей кончины зажигай маленький огонёк и вспомни маму, которая хотела иметь сына…

Прощай. Беспредельно любящая тебя мама

Кстати

Центр «Холокост» продолжает сбор писем и дневников времён Великой Отечественной войны. В планах – помощь в поисковой работе по данной тематике для других национальных общин столицы, а также подготовка сборника, посвящённого эвакуации москвичей во время войны в другие регионы и союзные республики.